Повесть вторая: " Как верили в себя..." - Страница 32


К оглавлению

32

- А что дальше будет с девушкой? - Поинтересовался у меня Ильич.

- Дальше подам рапорт командиру, пойдем в загс распишемся, когда родится ребенок - стану его отцом. Осенью у меня дембель и все вместе уедем ко мне, в Крым.

- Ты понимаешь, какой хомут на себя надеваешь?

- А ответственность за смерть человека, которому не помог - разве легче. Судьба.

- Судьба... Моя бабка говорит, что роды через месяц, самое большее. Так что, их уже двое и им с тобой повезло.

- Да уж, стерпится слюбится.

- Все-таки ты балда. Мать для своего чада, готова на все. Это тебе нужно будет терпеть, по крайней мере ее сына.

- Сына ... это вряд-ли. Он ни при чем, невинное живое существо. Ээээ, какой сын?

- У моей бабки, старой повитухи, глаз алмаз на такое дело: у кого, кто, когда... Ну и еще, где я ее родимую спрятал. Поверишь, у Тузика в будке находила. Пойдем, пока она там квохчет, примешь для сугрева.

Разговор с командиром был прост:

- Ты куда торопишься парень, как голый в баню? - Сказал старлей прочитав мой рапорт.

- Так восьмой месяц уже, товарищ капитан, - прямо сказал ему я.

- Так... Ну что же, матрос ребенка не обидит. Думаю, что с регистрацией проблем не предвидится. Но служба - дело святое и личные дела устраивай между дозорами. С увольнениями проблем не будет.

Роды прошли успешно и мальчик родился крепенький, спокойный... и черненький. Зато мой, Тимофей Константинович. Имя дали дедовское, нашего неродного но близкого Ильича, от чего старый прослезился. Деньжата у нас были, так как Димон перевел мне, по телеграфу, часть моей заначки и теперь жизнь у меня пошла по новому графику. Служба - семья - служба... и опять по кругу. Смену, на катере, я себе подготовил и потому командир отпускал меня в увольнения без сожалений.

А скоро подошел и дембель, который неизбежен как восход солнца. Меня должны были увольнять в первой партии и я уже передал палубное хозяйство катера новому боцману. Последние дни жил, фактически, у нашего Ильича. Билеты взял, на все четыре места, в купе фирменного поезда "Баку - Симферополь".

А сегодня, поутру мы проснулись... от громкого лая дворового барбоса. Подельника Тимофея Ильича. Я оделся, как по тревоге, было очевидно, что в калитку ломились явно не друзья.

Когда я приоткрыл ее, то на нее тут же надавили с улицы пытаясь открыть. Однако в схватке кто кого передавит победили пограничные войска и накинутая на место щеколда зафиксировала мою победу.

- Чего испугался, рюский, - услышал я, - открывай, поговорить нада.

- А мне не надо и потому прощайте, - ответствовал я.

Ко мне подошел, с каким-то дрекольем в руках, Тимофей Ильич:

- Поговорить придется, это Сам приехал. Дед Тимошин.

Ну что же, я все-таки в чужом доме, а хозяин - барин.

- Я выйду, а ты дед закрой калитку и Тузика спусти с цепи. Прошу, не лезь на улицу - это мое дело.

И я вышел на улицу, а там знакомые все лица: волга. красавчик Гусейн, два знакомых абрека. А вот и новый персонаж - представительный мужчина лет сорока одетый в дорогую черкеску. Подозреваю, что это и есть Сам, Гейдар Исмаилович. Еще за машиной отчим Галины прячется, которого я убедительно просил не попадаться мне и Галине на глаза - бо пришибу таракана усатого.

- Я вас слушаю, - без всяких восточных церемоний заявил я почтенному обществу.

Не переставая отслеживать абреков, занявших позиции с обеих сторон от меня.

- Ты предлагаешь мне кричать через на всю улицу?

- Хорошо, из уважения к вашему возрасту и положению, но эти, песики, пусть подождут вас с сыном и этим... отчимом - на улице.

Хозяйка уже накрыла на стол: чай, лепешки, сласти... И ушла, восток дело тонкое. После первой пиалы важное лицо приступило к разговору:

- Я хочу посмотреть на внука.

Тимофей Ильич поперхнулся чаем и закхекал, пришлось успокоительно похлопать его по спине.

- Хорошо, но давайте определимся с формулировками. Галина моя жена и Тимофей мой сын, по нашему советскому закону. Вот с этого фундамента и давайте строить здание нашего разговора. Я вас внимательно слушаю.

- Отец, - он показал на отчима Галины, - хочет, чтобы она вернулась домой.

- После того, как он ее выгнал из своего дома, на восьмом месяце? А теперь она моя жена и он на нее никаких прав не имеет. А моральных, тем более.

- Но эти права имеет отец ее ребенка, мой сын.

- Извините, но мы отклонились от курса. Отец ребенка, я. Я принес его из родома, я его пеленаю, подмываю, кормлю из сосочки. Я сплю с его матерью - моей женой. Я его воспитываю, наконец. И воспитаю настоящим русским мужчиной. Поэтому, чей это сын - вопрос даже не спорный. Это мой сын.

Все молчали, переваривая мои слова и в это время бабуля занесла Тимофея. Тот проснулся, покушал, сделал все свои дела и теперь довольно гукал и хаотично болтал руками и ногами, когда его положили на диван.

Эльчибей пристально посмотрел на внука, затем развернулся и пошел к выходу из дома. Уже в спину я ему сказал:

- Никто, в моей семье, не будет скрывать отцовства Гусейна и тем более настраивать сына против него и вас.

Тогда Эльчибей повернулся к нам и сказал:

- Это моя ошибка и я отвечу за нее перед Аллахом. А ... Тимур, сам будет решать, как ему жить. В свое время.

Но том мы и расстались, Галина к ним не вышла. Она еще раньше мне рассказывала, что с предложениями стать женой Гусейна к ней подходили, чуть ли не сразу после роддома. Но она решила уехать из Баку со мной, потому как разбитую вдребезги чашку не склеишь. А дальше будет, как я решу.

Но на этом дело не закончилось, подстерегли меня абреки через несколько дней, когда я шел домой.

Кинжалом, в боковину, меня все-таки достали, а я их прилично отрихтовал пряхой. Отбился. Однако в нашей медсанчасти я попал на командующего базой и после короткого разбирательства с местными лягашами дело решили замять. Я заявлений не писал, на меня тоже ничего не было. Боевая ничья, только лычки я лишился. Но ничего, чистые погоны - чистая совесть.

32